— Что сделали? — не понял Крень.

— Ну, пришили — значит убили, — спохватился Ярослав, а потом попытался выкрутиться: — В тех краях, откуда я родом, если кого-то убьют — а если кто убил, неизвестен, говорят, что пришили.

Народ только помотал головами, а Ярослав подумал, что надо бы говорить нормальным языком, без жаргонизмов. А не то он в следующий раз скажет — замочили, мол, или мочканули. Объясняй потом. А ведь сколько в его мире имеется слов, означающих убийство одного человека другим!

Да, а почему говорят «пришили»? Слово «мочить», наверняка пришло из блатного языка, из фени. Мочить — от слова «мокруха». Ну да ладно, пришили и пришили. Надо базар фильтровать!

И человек из будущего опять начал подсчет:

— Значит, двое ратников в городе, еще пятерых во время засады убили, да этих трое, которых повесили.

— Значит, недостача у Врабия в десять ратников, — сосчитал Крень. — А было у него, сколько помню, четыре дюжины. Верно?

— Верно, — согласился Клест, знавший количество дружинников своего соперника.

— Стало быть, десяток в земле или на корм воронью пошел, но все равно, у него всё еще больше трех дюжин ратников. А у нас, если с новичками считать, тоже три дюжины, — подытожил помощник воеводы.

— Новичков пока лучше не считать, — вмешался Татень. Посмотрев на Ярослава, сказал: — Не в обиду тебе говорю, и не в обиду твоим друзьям. Парни вы неплохие, старательные. Но чтобы полноценным дружинником стать, вам еще пару лет поучиться нужно, да руки кровью обагрить. И мечи вы пока держите, словно баба валек, и из лука через раз попадаете. А уж про то, как ты в седле сидишь, даже и говорить не стану. Собака на заборе и та лучше сидит.

Народ слегка хохотнул, а Ярослав и не вздумал обижаться, хотя кое с чем он мог бы и поспорить. В цель он попадает не через раз, а девять раз из десяти. И то, как они с парнями мечами работают — так тоже неплохо. А вот про коня — тут старый дружинник прав.

Но разговоры вести о новичках нет смысла. Все и так все знают. Поэтому все быстро притихли и продолжили разговор о деле.

— Но, все равно, силы почти равные получаются, — сказал воевода. — Не пойму только — отчего Врабий людей не бережет? Почитай, по дурости своей целый десяток положил. А ведь он в Бранск-то не пятерых привел, как все мы, а пятнадцать. Верно, готовился, поганец.

— Воевода, а поджигатели-то что сказали? — поинтересовался еще один десятник. Этого Ярослав знал — Шукарь. Отчего дружиннику дали такое прозвище, неизвестно, но на щуку он точно не походил. Да и не видел Ярослав до сих пор, чтобы в здешних местах щук ловили. Кстати, прочую рыбу тоже не ловили. Вот это странно. Надо как-нибудь выяснить.

С поджигателями, перед тем, как их повесить, разговаривали Клест и Татень. А еще двое дружинников, которые оказывали помощь начальству.

— А ничего не сказали, — отмахнулся Клест. — Долдонили — мол, они приказ своего воеводы исполняли, а коли их повесят, то так тому и быть. И что их воевода Врабий должен князем стать. Страшно, конечно, что душа в ирий не попадет, но куда же деваться-то? Рассчитывают, что Перун простит. Мол — они дружинники, народ подневольный, а воля воеводы — закон.

— Нет, что-то тут не то, — покачал головой Крень. — Не должен воевода так людьми разбрасываться. Десять человек сгубил! А каждый ратник — это на вес золота. А Врабий сразу пятерых поджигать отправил. Повезло, что только двоих убили. А если бы всех? Доведись до меня, я бы лучше из горожан какую-нибудь голь перекатную нанял. Подожгут — молодцы, получи за это расчет, а убьют — так не жалко.

— Я так мыслю — завтра мы в Клестово поедем, — сказал Клест. — А как прибудем, придется нам все силы собрать. Даже и не знаю — оставлять ли кого в селе, или нет? Но лучше нам самим против Врабия выступить.

Ярослав, хотя он не слишком разбирался в военном деле, но про то, что лучшая защита — это нападение, знал прекрасно. На ринге, если ты сам не перейдешь к атаке, тебя победят. Так и здесь. А еще дружинникам требуется собраться. Это не погоня за поджигателями, когда раз-два и выскочили, а серьезный поход, на неделю, а то и на месяц. Вот теперь придется и обоз брать с провизией для людей и ячменем для коней, и стрел побольше, и всего прочего. Магазинов и постоялых дворов здесь нет, все на себе.

— А может, на самом-то деле у Врабия больше ратников? — подал голос тот десятник, имени которого Ярослав не знал.

— Может и больше, — не стал спорить Клест. — В прошлом году, когда мы на съезд воеводский собирались, то каждый о своей дружине докладывал. Я помню, что Врабий о четырех дюжинах говорил. Но ратники-то от сырости не заведутся, не мокрицы. За год из пахаря воина не сделаешь, тут Татень прав — года два нужно, а то и пять.

— Я в дружинниках с четырнадцати годов, а меч в руки взял да на коня сел — лет в семь, — усмехнулся десятник Щукарь. — Если новичков наших в первом да во втором бою не убьют, так год продержаться. А коли до пятого боя дойдут — то выйдет из них ратники. Так и у Врабия. Если он пахарям мечи дал — то это не страшно.

— Страшно, не страшно, а лазутчиков засылать надо, — вздохнул Крень. — Силы у Врабия сметить. А еще — сам он походом на нас пойдет, или в оборону встанет?

— Нужны нам лазутчики, — согласился воевода. — Только, как их заслать? Если раньше можно было открыто проехать — мол, воевода послал, то нынче, когда у нас вражда, придется хитрить. Вот, как только схитрить?

— Может, торговцами притвориться? — предложил Татень. — Возы каким-нить товаром заполним, да и поедем? Много возов не надо, а пары хватит.

Помощник воеводы пожал плечами:

— Можно бы и торговцами, только товар нужен. А товар — так его еще поди, собери. Даже пара возов — откуда взять? Соли у нас мало, не повезешь. Шкуры да холсты? Так они у Врабия свои есть. Железо можно взять, оно у нас есть, но опять-таки, коли война, так железо самим нужно.

— Татень, как помнится, в дружине Врабия у тебя родич был? — спросил Клёст, посмотрев на старого дружинника.

— Так он и сейчас есть, — отозвался тот. — Только не родич, а побратим мой. А ты-то откуда помнишь?

— Так ты сам же мне и рассказывал, — хмыкнул Клёст. — Говорил, что родич у тебя… Ну, может и я запамятовал, что побратим. А говорил ты мне об этом… лет пять назад.

— Ну-ко, я уже и запамятовал, — пожал плечами Татень. — Вишь, а ты молодец, упомнил. Мы когда-то с твоим отцом, да с отцом Врабия, мурманов гоняли, — пустился в воспоминания старик. — Пришли они на торг, да наших собратьев — лесных людей решили обидеть. У лесных-то людей в лесу Золотая баба стоит, так мурманы ее решили себе утащить,. Только не знали мурманы, что на самом-то деле баба не золотая, а деревянная. Просто она на солнце блестит, вот и думают сторонние люди, что это золото. А где лесной народ золото сыщет?

— Татень, ты покороче, — перебил старика Клест. Увидев, что старый ратник был готов обидеться, примирительно положил ему руку на плечо. — Не серчай только, ладно? Вот, ей-ей, я эту историю и от отца раз десять слышал. Ты ведь тогда самолично троих мурманов срубил, верно?

Татень, собиравшийся обидеться, от такой похвалы приосанился и сказал:

— Ну, не троих, а только двоих, а твой батька тоже двоих срубил. Так вот, если бы не Елень — тот дружинник Врабия-старшего, не жить бы мне. Один из разбойников уже на меня копье нацелил, чуть пузо не проткнул, а он меня оттолкнул, а сам палицей мурмана оглоушил. Опосля боя мы с ним побратимами стали — кровь смешали, да перед Перуном поклялись, что кровными братьями будем. Потом, уже через месяц, я Еленя выручил. Не в бою, правда, а на охоте. Волков много расплодилось, мы Врабию-старшему их бить помогали. Волчара матерый Еленя с коня сшиб, едва глотку не перегрыз, а я этого серого жалом копья удоволил.

На этот раз воевода не стал останавливать старика. Пусть выговорится. Но как только Татень затих, Клест спросил:

— Так может, ты отай к своему побратиму съездишь? Понимаю, что нехорошо, если ты побратима своего станешь о тайнах выспрашивать, только выхода-то у нас нет. Можно ведь нарочно-то и не спрашивать, а только о житье-бытье поговорить. Авось, Елень сам что-то и расскажет.